Знаменательный 100-летий юбилей победы Великой Октябрьской социалистической революции (ВОСР) совпадает со 150-летием первого выхода в свет главного теоретического труда К.Маркса «Капитал». Его можно считать долговременной интеллектуальной инвестицией в мировой революционный процесс, имеющий целью преобразование мира на социалистических началах.
Должен сознаться, что заслуга заметить совпадение двух выдающихся исторических дат принадлежит не мне, я лишь подчеркиваю их причинно-следственную связь. На совпадение первым обратил внимание Олег Григорьев в февральском вебинаре на тему «Марксизм и неокономика» на сайте клуба WorldCrisis[1]. Запись вебинара мне удалось просмотреть. Ведущий веб-конференции попытался объяснить, как соотносится неокономика и экономическое учение Маркса. В чем Маркс был прав, в чем неправ, чего он не додумал и как неокономика решает эти проблемы.
Насколько я понял, Олег Григорьев, как основоположник неокономики, полагает, что его экономическое учение преодолевает ограниченность макроэкономики, устаревшим воплощением которой является, якобы, политэкономия автора «Капитала», и микроэкономики, изучающей функционирование экономических агентов в ходе их производственной, распределительной, потребительской и обменной деятельности. Краеугольным камнем нового учения является модернизированное понятие «разделения труда».
Оказывается, степень развитости разделения труда является главным критерием уровня экономического развития страны, чего не понял Маркс. Он сосредоточился в своем «Капитале» на «политизированной» теории обоснования прибавочной стоимости, как источнике обогащения капиталистов. Стало быть, основоположник научного коммунизма всего лишь подкинул дровишек в костер политических страстей вокруг утверждения принципа социальной справедливости и не заметил основного фактора экономического роста в лице разделения труда.
Нельзя сказать, что Маркс игнорировал фактор разделения труда. Этому вопросу посвящено в «Капитале» немало страниц, чего не может отрицать Григорьев. Последний лишь констатирует, что по Марксу разделение труда является законом природы, игнорирующим такой фактор как целенаправленные усилия по развитию разделения труда. Поэтому, мол, Маркс не в состоянии ответить на вопрос, почему возникает разделение труда и куда оно ведет. Почему, например, в Америке оно зашло так далеко?
Маркс, действительно, не отвечает на этот вопрос. Видимо, потому, что рассматривает причину экономического лидерства Америки шире. В «Экономических рукописях. 1857-1861г. г.» К.Маркс характеризует Соединенные Штаты как страну, „где буржуазное общество развивалось не на основе феодализма, а начинало с самого себя; где оно не выступает как переживший старое общество результат некоторого стародавнего движения, а как исходный пункт некоторого нового движения…“.
Автор рукописей отмечает, что североамериканское государство, в отличие от других национальных образований, с самого начала было подчинено буржуазному обществу, буржуазному производству, и оно никогда не могло предъявлять претензий на то, чтобы быть самоцелью. Само буржуазное общество, соединяя в себе производительные силы Старого света с огромными природными богатствами Нового света, развилось в неслыханных до сих пор размерах и с невиданной до сих пор свободой движения. Оно далеко превзошло всю проделанную до сих пор работу по овладению силами природы.
Этот панегирик Соединенным Штатам середины Х1Х века кажется странным под пером такого сурового критика капиталистической системы, как Маркс. Но, во-первых, он был не настолько суров, чтобы терять научную добросовестность, а, во-вторых, панегирик передает настроение не самого Маркса, но американского экономиста Г.Кэри. Тот является представителем страны, которая после завоевания независимости переживала бурный экономический рост и относилась с чувством неприязни к бывшей метрополии, все еще господствовавшей в мировой экономике, но обремененной колониальным наследием и феодальными пережитками.
Кэри не замечает противоречий в собственной стране, в том числе использование африканских рабов в целях капиталистического накопления. „Для Кэри Англия в экономическом отношении, – пишет Маркс, – представляет то же самое, что Россия для Уркарта (Д. Уркарт (1805-1877), тори, английский дипломат, парламентарий, туркофил) в политическом отношении. Гармония экономических отношений базируется, по Кэри, на гармоничном сотрудничестве города и деревни, промышленности и земледелия. Разрушив эту основную гармонию внутри страны, Англия устраняет ее своей конкуренцией повсюду на мировом рынке и поэтому является элементом, разрушающим всеобщую гармонию“.
Кэри предлагает Соединенным Штатам разрушить распространяемый Англией индустриализм путем быстрого развития его у себя дома при помощи покровительственных пошлин. Забегая вперед, скажем, что последовавшая вскоре Гражданская война между Севером и Югом сняла с США путы зависимости от рабского труда, ускорила их развитие на собственной буржуазной основе и сняла комплексы изоляционизма, который питал предубеждения против Англии.
Иначе относился к Великобритании в середине Х1Х века либеральный экономист Бастиа, представитель Франции, отстававшей от Англии по уровню жизни. Он усматривал в Британской империи образец свободного и гармоничного развития.
Как похожи эти настроения внутри Западного мира, на нынешние настроения западников и националистов внутри постсоветской России! Беда только в том, что в настоящих условиях стимулирование развития буржуазных отношений, «открытость» российской экономики не способствуют спасению ее от кризиса, который переживает капиталистическая экономика в целом. Хотя, как утверждают, сегодня появляются теоретики, глубже и основательней, чем Маркс и Ленин.
В.И.Ленин, замечает на вебинаре неоэкономист, усвоил Маркса в еще более нелепой форме, выступив критиком концепции Розы Люксембург, которая, полемизируя с учением Маркса, постулирует, что капиталистическое производство существует только благодаря существованию докапиталистических экономических укладов. А ведь такая концепция гармонично резонирует с модернизированным понятием разделения труда.
В данном случае Олег Григорьев, а вслед за ним и Михаил Хазин, уподобляется красноармейцу Степану Копенкину из платоновского «Чевенгура», который, путешествуя на лошади по кличке «Пролетарская сила», мстит за гибель Розы Люксембург. Помните? „Чувства о Розе Люксембург так взволновали Копенкина, что он опечалился глазами, полными скорбных слез. Он неугомонно шагал и грозил буржуазии, бандитам, Англии и Германии за убийство своей невесты. – Моя любовь теперь сверкает на сабле и в винтовке, но не в бедном сердце! – объявил Копенкин и обнажил шашку. – Врагов Розы, бедняков и женщин я буду косить, как бурьян!“
Примечательно, вместе с тем, что Роза Люксембург, критиковавшая «слабость русской революции», погибла от рук фрайкоровцев вместе со своим соратником Карлом Либкнехотом, поддержав восстание рабочих в Германии. Ленин же вывел Октябрьскую революцию из тупика «военного коммунизма» посредством НЭПа, в основу которого была положена теория экономических укладов постреволюционной России.
Для Олега Григорьева очевидно, что «капитализм подошел к концу». Все методы борьбы за продление его существования ведут назад. Но родоначальник «неоэкономики» считает, что его концепция разделения труда послужит делу становления нового социального строя эффективнее, чем теория трудовой стоимости Маркса. Видимо, он тоже является сторонником теории исчерпания Россией лимита на революции.
Однако вернемся к разделению труда по Марксу. Он ведь тоже не отрицает влияния этого фактора на экономический рост, но только во взаимодействии с процессом кооперации. Без нее вообще немыслимо капиталистическое производство, и она является ведущей силой в тандеме. Иначе, как может осуществиться частное присвоение плодов общественного производства, даже если принять во внимание то, что машины вытесняют человеческий труд. Это лишь обостряет основное противоречие капитализма.
Любое разделение, включая разделение труда, не может само по себе дать синергетический эффект (экономический эффект больше простой суммы индивидуальных усилий). Кооперация – сложение трудовых усилий – осуществляется в конкретной, специализированной форме (плотницкий труд, труд каменщика, слесаря, маляра и т.д.). Посредством обмена осуществляются связи между производством и потреблением произведенных продуктов в обществе и самом производстве.
Кооперация и разделение труда обуславливают друг друга, порождая в историческом развитии докапиталистический цеховой строй, капиталистическую мануфактуру, фабрику, государственный и мировой индустриальный комплекс. В процессе этого развития снижается удельный вес стихийности и повышается роль сознательного начала, технологии, науки, плана, регулирования экономики и т.д. Сегодня этот процесс принял форму интеграции (глобализации) на базе международного разделения труда. Он действует с неумолимостью естественного закона.
Однако „переход от капитализма к социализму, – предупреждает В.И.Ленин, – есть целая историческая эпоха. Пока она не закончилась, у эксплуататоров неизбежно остаётся надежда на реставрацию, а эта надежда превращается в попытки реставрации“. Капиталистическое государство использует резервы выживания. Они состоят в наращивании государственного долга, в воздействии на процесс социализации мерами по демонополизации производства, попеременного использования приватизации и национализации, поощрения малого и среднего бизнеса, экспорта производства и капитала, развития в известных пределах конкуренции.
Тем не менее, в определенный период этих мер оказалось недостаточно. В условиях острого кризиса первой половины ХХ-го столетия капитализм дал мощную трещину в своем слабом звене – в царской России, не выдержавшей самого серьезного своего испытания – мировой империалистической войны 1914 – 1918 годах Кризис проявился особенно остро в двух мировых войнах и «Великой депрессии» между ними. Тогда никто не тешил себя иллюзией, будто кризис всего лишь перезагрузка для нового рывка капитализма. Спасением стала только война.
Сегодня по наблюдениям многих политологов и экономистов складывается примерно такая же ситуация. Ведь кризисы общества, как и человека, бывают разными. Одни избавляют от простуды, другие приводят к инфарктам и инсультам, да еще с летальным исходом. Как хочется в такой период изобрести теорию, которая гарантировала бы стабильную экономическую жизнь с безупречными шансами на успех!
Я и сам грешен. После краха СССР полагал, что может существовать теория упразднения проклятого капитализма более конструктивная и всеобъемлющая, чем марксизм-ленинизм. Сравнивал его с модными теориями «цивилизованного» Запада и с теориями доморощенных гениев. Но ни одна из них не выдерживала сравнения. Видимо, прав старик Гегель, что самое передовое учение не отрицает все предыдущие, но включает их в себя как моменты развития.
С.Мальцев.
|
